Неточные совпадения
На другой день, проснувшись рано, стали отыскивать"языка". Делали все это серьезно, не моргнув. Привели какого-то еврея и хотели сначала повесить его, но потом вспомнили, что он совсем не для того требовался, и простили. Еврей,
положив руку под стегно, [Стегно́ — бедро.] свидетельствовал, что надо идти сначала на слободу Навозную, а потом кружить по полю до тех пор, пока не явится урочище, называемое Дунькиным вра́гом. Оттуда же, миновав три повёртки, идти куда глаза глядят.
Вошел секретарь, с фамильярною почтительностью и некоторым, общим всем секретарям, скромным сознанием своего превосходства пред начальником в знании дел, подошел с бумагами к Облонскому и стал,
под видом вопроса, объяснять какое-то затруднение. Степан Аркадьич, не дослушав,
положил ласково свою
руку на рукав секретаря.
Ласка всё подсовывала голову
под его
руку. Он погладил ее, и она тут же у ног его свернулась кольцом,
положив голову на высунувшуюся заднюю лапу. И в знак того, что теперь всё хорошо и благополучно, она слегка раскрыла рот, почмокала губами и, лучше уложив около старых зуб липкие губы, затихла в блаженном спокойствии. Левин внимательно следил за этим последним ее движением.
Некоторые улыбнулись. Левин покраснел, поспешно сунул
под сукно
руку и
положил направо, так как шар был в правой
руке.
Положив, он вспомнил, что надо было засунуть и левую
руку, и засунул ее, но уже поздно, и, еще более сконфузившись, поскорее ушел в самые задние ряды.
Анна улыбнулась, как улыбаются слабостям любимых людей, и,
положив свою
руку под его, проводила его до дверей кабинета.
И при мысли о том, как это будет, она так показалась жалка самой себе, что слезы выступили ей на глаза, и она не могла продолжать. Она
положила блестящую
под лампой кольцами и белизной
руку на его рукав.
Сначала он принялся угождать во всяких незаметных мелочах: рассмотрел внимательно чинку перьев, какими писал он, и, приготовивши несколько по образцу их,
клал ему всякий раз их
под руку; сдувал и сметал со стола его песок и табак; завел новую тряпку для его чернильницы; отыскал где-то его шапку, прескверную шапку, какая когда-либо существовала в мире, и всякий раз
клал ее возле него за минуту до окончания присутствия; чистил ему спину, если тот запачкал ее мелом у стены, — но все это осталось решительно без всякого замечания, так, как будто ничего этого не было и делано.
Видно, что повар руководствовался более каким-то вдохновеньем и
клал первое, что попадалось
под руку: стоял ли возле него перец — он сыпал перец, капуста ли попалась — совал капусту, пичкал молоко, ветчину, горох — словом, катай-валяй, было бы горячо, а вкус какой-нибудь, верно, выдет.
Человек с оборванной бородой и синим лицом удавленника шагал,
положив правую
руку свою на плечо себе, как извозчик вожжи, левой он поддерживал
руку под локоть; он, должно быть, говорил что-то, остатки бороды его тряслись.
— Шш! — зашипел Лютов, передвинув саблю за спину, где она повисла, точно хвост. Он стиснул зубы, на лице его вздулись костяные желваки, пот блестел на виске, и левая нога вздрагивала
под кафтаном. За ним стоял полосатый арлекин, детски
положив подбородок на плечо Лютова, подняв
руку выше головы, сжимая и разжимая пальцы.
— Только? — спросил он, приняв из
рук Самгина письмо и маленький пакет книг; взвесил пакет на ладони,
положил его на пол, ногою задвинул
под диван и стал читать письмо, держа его близко пред лицом у правого глаза, а прочитав, сказал...
Клим зажег свечу, взял в правую
руку гимнастическую гирю и пошел в гостиную, чувствуя, что ноги его дрожат. Виолончель звучала громче, шорох был слышней. Он тотчас догадался, что в инструменте — мышь, осторожно
положил его верхней декой на пол и увидал, как из-под нее выкатился мышонок, маленький, как черный таракан.
Как там отец его, дед, дети, внучата и гости сидели или лежали в ленивом покое, зная, что есть в доме вечно ходящее около них и промышляющее око и непокладные
руки, которые обошьют их, накормят, напоят, оденут и обуют и спать
положат, а при смерти закроют им глаза, так и тут Обломов, сидя и не трогаясь с дивана, видел, что движется что-то живое и проворное в его пользу и что не взойдет завтра солнце, застелют небо вихри, понесется бурный ветр из концов в концы вселенной, а суп и жаркое явятся у него на столе, а белье его будет чисто и свежо, а паутина снята со стены, и он не узнает, как это сделается, не даст себе труда подумать, чего ему хочется, а оно будет угадано и принесено ему
под нос, не с ленью, не с грубостью, не грязными
руками Захара, а с бодрым и кротким взглядом, с улыбкой глубокой преданности, чистыми, белыми
руками и с голыми локтями.
Он по утрам с удовольствием ждал, когда она, в холстинковой блузе, без воротничков и нарукавников, еще с томными, не совсем прозревшими глазами, не остывшая от сна, привставши на цыпочки,
положит ему
руку на плечо, чтоб разменяться поцелуем, и угощает его чаем, глядя ему в глаза, угадывая желания и бросаясь исполнять их. А потом наденет соломенную шляпу с широкими полями, ходит около него или
под руку с ним по полю, по садам — и у него кровь бежит быстрее, ему пока не скучно.
Женская фигура, с лицом Софьи, рисовалась ему белой, холодной статуей, где-то в пустыне,
под ясным, будто лунным небом, но без луны; в свете, но не солнечном, среди сухих нагих скал, с мертвыми деревьями, с нетекущими водами, с странным молчанием. Она, обратив каменное лицо к небу,
положив руки на колени, полуоткрыв уста, кажется, жаждала пробуждения.
Он
положил ей за спину и
под руки подушки, на плечи и грудь накинул ей свой шотландский плед и усадил ее с книгой на диван.
Он прислонился к стене и опять
положил под себя обе
руки, но уже не болтал ногами.
Между матерью и дочерью сразу пробежала черная кошка. Приехавши домой, сестрица прямо скрылась в свою комнату, наскоро разделась и, не простившись с матушкой, легла в постель,
положив под подушку перчатку с правой
руки, к которой «он» прикасался.
— И опять
положил руки на стол с каким-то сладким умилением в глазах, приготовляясь слушать еще, потому что
под окном гремел хохот и крики: «Снова! снова!» Однако ж проницательный глаз увидел бы тотчас, что не изумление удерживало долго голову на одном месте.
Вот впереди показался какой-то просвет. Я
полагал, что это река; но велико было наше разочарование, когда мы почувствовали
под ногами вязкий и влажный мох. Это было болото, заросшее лиственицей с подлесьем из багульника. Дальше за ним опять стеною стоял дремучий лес. Мы пересекли болото в том же юго-восточном направлении и вступили
под своды старых елей и пихт. Здесь было еще темнее. Мы шли ощупью, вытянув вперед
руки, и часто натыкались на сучья, которые как будто нарочно росли нам навстречу.
Утром, когда Кузьмич выпускал пар, он спросонья совсем не заметил спавшего
под краном Тараска и выпустил струю горячего пара на него. Сейчас слышался только детский прерывавшийся крик, и, ворвавшись в корпус, Наташка увидела только широкую спину фельдшера, который накладывал вату прямо на обваренное лицо кричавшего Тараска. Собственно лица не было, а был сплошной пузырь… Тараска
положили на чью-то шубу, вынесли на
руках из корпуса и отправили в заводскую больницу.
Генерал Стрепетов сидел на кресле по самой середине стола и,
положив на
руки большую белую голову, читал толстую латинскую книжку. Он был одет в серый тулупчик на лисьем меху, синие суконные шаровары со сборками на животе и без галстука. Ноги мощного старика, обутые в узорчатые азиатские сапоги, покоились на раскинутой
под столом медвежьей шкуре.
— Видишь, — говорил Калистратов серому, поставив ребром ладонь своей
руки на столе, — я иду так по тротуару, а она вот так из-за угла выезжает в карете (Калистратов взял столовый нож и
положил его
под прямым углом к своей ладони). Понимаешь?
Священническая дочь приняла из-под шали Ольги Сергеевны белую кошку и
положила ее на свои
руки.
Несколько позже, когда я уже успел освободиться из-под влияния того предубеждения, которое развилось у меня относительно вас, — несколько позже,
положив руку на сердце, я мог уже беспристрастнее взглянуть на дело и, следовательно, быть строже и к самому себе; я пришел к тому заключению, что выказывать свои личные желания относительно другого никто из нас не вправе, тем более если эти желания клонятся к удалению одного из членов.
Эти слова, страстные и повелительные, действовали на Гладышева как гипноз. Он повиновался ей и лег на спину,
положив руки под голову. Она приподнялась немного, облокотилась и,
положив голову на согнутую
руку, молча, в слабом полусвете, разглядывала его тело, такое белое, крепкое, мускулистое, с высокой и широкой грудной клеткой, с стройными ребрами, с узким тазом и с мощными выпуклыми ляжками. Темный загар лица и верхней половины шеи резкой чертой отделялся от белизны плеч и груди.
Я видел, как она стала на колени и, щупая
руками землю
под листьями папоротника, вынимала оттуда грузди и
клала в свою корзинку.
Тем не менее она усадила меня на диван перед неизбежным овальным столом, по бокам которого, по преданию всех старинных помещичьих домов, были симметрически поставлены кресла; усадивши, обеспокоилась, достаточно ли покойно мне сидеть, подложила мне
под руку подушку и даже выдвинула из-под дивана скамейку и заставила меня
положить на нее ноги.
Усталая, она замолчала, оглянулась. В грудь ей спокойно легла уверенность, что ее слова не пропадут бесполезно. Мужики смотрели на нее, ожидая еще чего-то. Петр сложил
руки на груди, прищурил глаза, и на пестром лице его дрожала улыбка. Степан, облокотясь одной
рукой на стол, весь подался вперед, вытянул шею и как бы все еще слушал. Тень лежала на лице его, и от этого оно казалось более законченным. Его жена, сидя рядом с матерью, согнулась,
положив локти на колена, и смотрела
под ноги себе.
I
положила руку на спинку моего кресла и через плечо, вправо — одними зубами улыбалась той. Я не хотел бы стоять
под этой улыбкой.
Как только я вынул куклу из
рук лежащей в забытьи девочки, она открыла глаза, посмотрела перед собой мутным взглядом, как будто не видя меня, не сознавая, что с ней происходит, и вдруг заплакала тихо-тихо, но вместе с тем так жалобно, и в исхудалом лице,
под покровом бреда, мелькнуло выражение такого глубокого горя, что я тотчас же с испугом
положил куклу на прежнее место.
Она боком, развязно села на стол,
положив ногу на ногу. Ромашов увидел, как
под платьем гладко определилась ее круглая и мощная ляжка. У него задрожали
руки и стало холодно во рту. Он спросил робко...
По произведенному
под рукой дознанию оказалось, что Подгоняйчиков приходится родным братом Катерине Дементьевне, по муже Шилохвостовой и что, по всем признакам, он действительно имел какие-то темные посягательства на сердечное спокойствие княжны Признаки эти были: две банки помады и стклянка духов, купленные Подгоняйчиковым в тот самый период времени, когда сестрица его сделалась наперсницей княжны; гитара и бронзовая цепочка, приобретенная в то же самое время, новые брюки и, наконец, найденные в секретарском столе стихи к ней, писанные
рукой Подгоняйчикова и, как должно
полагать, им самим сочиненные.
— Да, я потом вас позову, — сказала Вера и сейчас же вынула из маленького бокового кармана кофточки большую красную розу, подняла немного вверх левой
рукой голову трупа, а правой
рукой положила ему
под шею цветок.
Самый верный вариант, надо
полагать, состоял в том, что толпу оцепили на первый раз всеми случившимися
под рукой полицейскими, а к Лембке послали нарочного, пристава первой части, который и полетел на полицеймейстерских дрожках по дороге в Скворешники, зная, что туда, назад тому полчаса, отправился фон Лембке в своей коляске…
— Вздор это! — отвергнул настойчиво Тулузов. — Князя бил и убил один Лябьев, который всегда был негодяй и картежник… Впрочем, черт с ними! Мы должны думать о наших делах… Ты говоришь, что если бы что и произошло в кабаке, так бывшие тут разбегутся; но этого мало… Ты сам видишь, какие строгости нынче пошли насчет этого… Надобно, чтобы у нас были заранее готовые люди, которые бы показали все, что мы им скажем.
Полагаю, что таких людей у тебя еще нет
под рукой?
— Поднимай, — сказала Наталья, взяв его
под мышки и держа на вытянутых
руках, на весу, чтобы не запачкать платья. Мы внесли солдата в кухню,
положили на постель, она вытерла его лицо мокрой тряпкой, а сама ушла, сказав...
Помню, уже с первых строк «Демона» Ситанов заглянул в книгу, потом — в лицо мне,
положил кисть на стол и, сунув длинные
руки в колени, закачался улыбаясь.
Под ним заскрипел стул.
Взяла к этому платку, что мне
положила, поднося его мне, потаенно прикрепила весьма длинную нитку, протянула ее
под дверь к себе на постель и, лежачи на покое, платок мой у меня из-под
рук изволит, шаля, подергивать.
Минут через пять, стоя в сторонке у жертвенника в алтаре, он
положил на покатой доске озаренного закатом окна листок бумаги и писал на нем. Что такое он писал? Мы это можем прочесть из-под его
руки.
Но, прожив месяца три, она была уличена Власьевной в краже каких-то денег. Тогда отец, Созонт и стряпуха
положили её на скамью посредине кухни, связали
под скамьёю маленькие
руки полотенцем, Власьевна, смеясь, держала её за ноги, а Созонт, отвернувшись в сторону, молча и угрюмо хлестал по дрожавшему, как студень, телу тонкими прутьями.
Час спустя Елена, с шляпою в одной
руке, с мантильей в другой, тихо входила в гостиную дачи. Волосы ее слегка развились, на каждой щеке виднелось маленькое розовое пятнышко, улыбка не хотела сойти с ее губ, глаза смыкались и, полузакрытые, тоже улыбались. Она едва переступала от усталости, и ей была приятна эта усталость; да и все ей было приятно. Все казалось ей милым и ласковым. Увар Иванович сидел
под окном; она подошла к нему,
положила ему
руку на плечо, потянулась немного и как-то невольно засмеялась.
— А вот погоди. — Он взял ее
руку и
положил ее себе
под голову. — Вот так… хорошо. Разбуди меня сейчас, как только Рендич приедет. Если он скажет, что корабль готов, мы тотчас отправимся… Надобно все уложить.
— Он умер, я не хочу говорить худого, — торжественно произнесла Пегги,
кладя руку под грудь. — Но только вчера я была так обижена, как никогда. С этого все началось.
Но скорбь и чувство, похожее на зависть, мешают ему быть равнодушным. Это, должно быть, от утомления. Тяжелая голова склоняется к книге, он
кладет под лицо
руки, чтобы мягче было, и думает...
— Да, а трое из них потом померли, потому купец их тоже больно косой порезал… Кровью сошли. Одному купец
руку отхватил, так тот, сказывают, версты четыре без
руки бежал и
под самым Куриковым его на бугорочке нашли. Сидит на корточках, голову на колени
положил, словно задумавшись, а поглядели — в нем души нет, помер…
Положив бронзовые кисти
рук на колена свои, приподняв голову, он смотрит в лицо прохожего, стоящего
под каштаном, говоря ему...
И опять незаметный жест правой
рукой, и старый джигит вмиг развьючил лошадь —
под буркой оказалось серебром отделанное седло с переметными сумами. Остальной вьюк они распределили на своих лошадей и по знаку Аги
положили передо мной в чехле из бурки коротенькую магазинку-винчестер.
Обыкновенно он сидел среди комнаты за столом,
положив на него
руки, разбрасывал по столу свои длинные пальцы и всё время тихонько двигал ими, щупая карандаши, перья, бумагу; на пальцах у него разноцветно сверкали какие-то камни, из-под чёрной бороды выглядывала жёлтая большая медаль; он медленно ворочал короткой шеей, и бездонные, синие стёкла очков поочерёдно присасывались к лицам людей, смирно и молча сидевших у стен.
Затем их заставляют сесть на стулья и
положить руки под стегно в знак того, что они будут лжесвидетельствовать по самой сущей истине и так точно, как научил их господин Хлестаков.